— Ты хоть осознаёшь, что дальше это невозможно?! — Голос Оли прерывался, а пальцы судорожно сжимали край стула.
— В чём я провинился на этот раз?! — Константин вцепился в столешницу, пытаясь сдержать дрожь в руках.
— Если я промолчу сейчас, просто взорвусь! — Девушка швырнула чашку в раковину. Хлопок фарфора заставил Настю, заглянувшую в дверь, мгновенно ретироваться.
— Настюша, всё в порядке, иди в комнату! — Костя сделал шаг к жене, но та резко отстранилась.
— Хочешь правды? Твоё иждивенчество закончилось! — Оля, глотая слёзы, метнулась в коридор. Её взгляд упал на рюкзак мужа, висевший рядом с курткой. Рывок молнии — и содержимое полетело на пол.
— Ты совсем с катух слетела?! — Мужчина схватил её за запястье.
— С катух? Это ты живёшь в иллюзиях! — Она вырвалась, толкнув его. — Три года я кормлю твои мечты! Хватит!
Внезапный звонок прервал ссору. На экране — «Свекровь». Оля с раздражением включила громкую связь:
— Оленька, вы с Костенькой не ссоритесь? — прозвучал тревожный голос.
— Не ссоримся, а разводимся! — прошипела девушка. — Забирайте своего гения обратно!
Тишина повисла так густо, что стало слышно, как за стеной всхлипывает Настя. В трубке защебетало:
— Дорогая, да что стряслось-то?
Но Оля уже положила трубку, смахивая предательские капли с подбородка.
—
До встречи с Константином жизнь Оли текла размеренно. Выросшая у бабушки-фельдшера, она с детства усвоила: стабильность важнее мечтаний. Бухгалтерская должность после университета казалась логичным выбором, хотя душа иногда рвалась к акварельным краскам.
Их роман начался с гитарных переборов в студенческом общежитии. Костя — харизматичный бунтарь с гитарой за спиной — очаровал её романтикой свободы. «Зачем тебе эти скучные отчёты? — шептал он, обнимая за талию. — Давай создадим арт-пространство! Ты же рождена для творчества!»
Первые годы брака напоминали праздник. Даже навязчивая забота Татьяны Викторовны не раздражала: «Костик у меня ранимый, не перегружай его поисками работы».
Всё изменилось с рождением дочери. Пока Оля сидела в декрете, Костя сменил десяток временных подработок: фотография, монтаж, уроки музыки. Но к трём годам Насти его «творческие поиски» свелись к ночным игровым марафонам.
— Оль, офис убьёт во мне личность! — оправдывался он, когда жалобы на нехватку денег участились.
Девушка молча закрывала ипотечные счета, прятала квитанции за коммуналку и верила, что однажды он одумается. До этого вечера.
Конфликты стали их ежедневным ритуалом. Константин хмурился, когда Оля отклоняла очередной запрос на покупку, а она закипала, видя, как он проводит часы за монитором, называя это «поиском вдохновения», пока гора немытой посуды росла на столешнице.
За три года Костя перепробовал с десяток занятий. То возмущался «рабскими условиями» на фрилансе, то конфликтовал с заказчиками, то бросал проекты из-за «отсутствия креатива». Финансовую дыру приходилось латать Олиной зарплате, а он лишь отмахивался:
— Не переживай, вот запустим крутой стартап — и заживём!
—
Накалённую тишину в квартире разорвал настойчивый звонок. Оля, ожидавшая курьера с продуктами, открыла дверь — и застыла. На пороге стояла Татьяна Викторовна в элегантном пальто, за спиной маячил Сергей Петрович с коробкой домашних пирогов.
— Давай обсудим всё без эмоций, — свекровь поправила шарф, изображая деловой тон, но дрожь в руках выдавала волнение.
Костя вышел в прихожую, сгорбившись, будто пытаясь стать меньше. Отец, молча положив гостинец на тумбу, пробормотал:
— Может, просто кризис семейный? Пройдёт…
— Кризис? — Оля сжала кулаки, чтобы голос не дрогнул. — Три года я веду семейный бюджет в минус, а ваш сын считает вклад в общий быт ниже своего достоинства!
Татьяна Викторовна потянулась к Косте, гладя его по плечу:
— Сынок, может, поживёшь у нас? Отдохнёшь, идеи придут…
— Именно это я и предлагаю! — Оля резко одёрнула рукав кофты. — Заберите его. Я выдохлась.
Сергей Петрович кашлянул, переводя взгляд на приоткрытую дверь детской:
— А Настюша? Вы же не станете лишать её отца…
— Отец? — девушка горько усмехнулась. — Он даже в сад её водить забывает. Я одна справляюсь — так пусть хоть стабильность у неё будет.
Свекрови заёрзали на месте. Костя, уткнувшись взглядом в кроссовки, глухо проговорил:
— Мам, давайте поедем…
Оля прислонилась к стене, наблюдая, как они копошатся с чемоданами. В детской тихо играла мультиками Настя — слишком привыкшая к ссорам, чтобы плакать.
— Ты не вправе отрезать меня от Насти! — Константин резко встал, опрокинув табурет.
— Видеться можешь, но под одной крышей мы больше не останемся, — Оля скрестила руки на груди, будто выстраивая барьер. — Завтра же подам на развод.
Тишина сгустилась, нарушаемая лишь приглушёнными всхлипываниями дочери за тонкой стеной.
— Милая, это временная злость, — Татьяна Викторовна заламывала пальцы, будто моля о пощаде. — Однажды оглянешься — и пожалеешь о спешке.
— Я уже одна, — девушка прикрыла веки, сдерживая дрожь в голосе. — Каждый день — гонка: работа, кредиты, быт. Мне нечем дышать.
— Вечно одно и то же! — Костя ударил кулаком по столу, отчего задребезжали чашки. — Ты думаешь, я не пытаюсь? В этом городе для людей с амбициями ничего нет!
— Твои «амбиции» застряли в играх и оправданиях! — Оля вскинула ладонь, указывая на ноутбук в углу. — Вася, твой же друг, переводит тексты на фрилансе — кормит семью. И не нытьём, а работой!
— И что, мне стать клерком, как он? — язвительно фыркнул муж.
— Стань хоть дворником, лишь бы перестал жить за мой счёт! — Глаза Оли сверкнули. — Творчество — не синоним безделья.
Сергей Петрович, до этого молчавший, провёл рукой по щетине:
— Сынок, почему не сказал? Я бы договорился с коллегами, устроил…
— В ваш офис с девяти до шести? Нет, спасибо, — Костя скривился, будто глотал лимон. — Лучше вернусь в старую комнату — там хоть дышать могу.
Оля, шатаясь, вышла на кухню. Узкое помещение с геранью на подоконнике, когда-то пахнувшее корицей и уютом, теперь казалось клеткой. Она схватилась за край раковины, чувствуя, как подкатывает тошнота.
Свекровь, крадучись, приблизилась:
— Давай обсудим без криков. Возможно…
— Всё сказано, — перебила Оля, но махнула рукой, разрешая сесть.
Сергей Петрович, ёрзая на стуле, заговорил первым:
— Дай ему месяц, Оленька. Вдруг появится шанс…
— Шансы кончились три года назад, — она горько рассмеялась. — Каждый день я выбираю: купить Насте фрукты или оплатить свет. А он ждёт, когда вселенная упадёт к его ногам.
Татьяна Викторовна потянулась к её руке:
— Он просто… не умеет по-другому.
— Потому что вы научили его бежать от ответственности! — Оля выдохнула, осознав, что прорвало плотину. — Вы решали за него всё: от уроков до института. Теперь я должна заменить вам роль? Нет. Мне нужен муж, а не подопечный.
Костя, бледный, застыл в дверном проёме:
— Раз всё решено — давай делить вещи. Ипотеку, мебель…
Оля взглянула на него, впервые заметив седину у висков. Когда он успел постареть? — мелькнуло в голове. Но сжала губы, кивнув:
— Завтра найму юриста.
Настя за стеной включила мультик погромче — привычный звуковой фон для ссор. Оля поймала себя на мысли, что дочь уже не бежит их мирить. Привыкла, — с горечью подумала она, глотая ком в горле.
— Единственное, что у нас есть, — ипотека, которую плачу я, и авто от моих родителей. Делить нечего, — Оля развела руками, будто подчёркивая абсурдность ситуации.
Сергей Петрович закашлялся, пряча взгляд:
— Может, мы погасим часть кредита? Чтобы… чтобы всё осталось как прежде?
— Пап, — Костя потёр переносицу, — ты знаешь, мне такие суммы не заработать.
— Мне ничего не нужно, — перебила Оля. — Заберите его вещи. Настя останется со мной, но видеться он может когда угодно.
— И где мне жить? — спросил Костя, впервые за вечер опустив глаза.
— У родителей, — ответила Оля ледяно. — Раз они так верят в твоё «вдохновение», пусть обеспечивают ему комфортные условия.
Татьяна Викторовна потянула платок к глазам:
— Хорошо… Только ради Настеньки — без сцен при ней.
— Я уже всё понял, — Костя резко развернулся к шкафу. — Собираюсь и ухожу.
Настя выскользнула из-за двери, цепляясь за подол материнского свитера:
— Пап, ты меня возьмёшь?
Оля присела, чтобы быть с дочерью на одном уровне:
— Солнышко, взрослые решают…
— Но я хочу знать! — девочка упёрлась ладошками в бока, повторяя мамин жест. — Почему папа уезжает?
Костя притянул её к себе, прижимая к груди:
— Я буду рядом, зайка. Приезжай в гости — будем печь с бабушкой пряники.
— То есть ты не вернёшься? — Настя вырвалась и отшатнулась, будто увидела незнакомца. — Мам, это навсегда?
— Иногда взрослые… перестают быть командой, — Оля сглотнула ком, ощущая, как дрожь подбирается к губам. — Но мы оба тебя любим. Так даже лучше.
Девочка разрыдалась, вцепившись в отцовскую футболку. Костя, бледнея, передал её Оле, а сам схватился за сумку, словно она могла стать якорем.
— Давайте Настю отведём в комнату, — предложил Сергей Петрович, натянуто улыбаясь. — Поможем Косте собраться.
— Не надо, — буркнул Костя, срывая с вешалки куртку. — Принесите коробки — остальное сам.
Тишина заполнила квартиру, густая, как сироп. Оля машинально гладила дочь по спине, вспоминая, как Костя клялся «исправиться» перед рождением Насти, как они смеялись над его авантюрными планами. Теперь это казалось сном.
Через час у двери высились три коробки с надписями «Книги», «Одежда», «Разное». Костя взглянул на Олю, но та отвернулась, прижимая к себе Настю, которая уже всхлипывала тише.
— Всё, — он потянул ручку чемодана. — Ухожу.
— Звони, если… — начала Татьяна Викторовна, но Оля перебила:
— Позвоню, если будет повод.
Дверь захлопнулась. Оля опустилась на пол, прислонившись к стене. В зеркале напротив отражалась женщина с заплаканным лицом, но в груди горел странный огонёк — будто сбросила тяжёлый рюкзак.
— Мам, правда папа не вернётся? — Настя уткнулась лбом в её плечо.
— Не вернётся, — Оля приподняла дочь, целуя в макушку. — Но он будет писать тебе, звать в гости. Ты этого хочешь?
Девочка кивнула, сжимая в кулачке край материнской кофты.
С улицы донёсся рёв двигателя. Оля подошла к окну, наблюдая, как родители Кости грузят коробки в багажник. Он стоял в стороне, куря, и в свете фонаря казался чужим — человеком из другой жизни.
— Настюш, — Оля взяла её за руку, — давай приготовим что-нибудь вкусное. Сегодня можно даже мороженое!
— А потом мультики? — девочка потёрла глаза, пытаясь улыбнуться.
— Конечно! — Оля распахнула холодильник, но вдруг замерла, заметив осколки кружки, всё ещё валявшиеся под раковиной. Надела перчатки, собрала их, будто хоронила прошлое.
Пока Настя выбирала фильм, Оля обвела взглядом кухню. Полка с Костевыми чашками опустела, зато на столе красовался детский рисунок — жёлтый домик под радугой. Нам хватит этого, — подумала она, включая плиту.
— Мам, смотри! — Настя тыкала пальцем в экран, где танцевали мультяшные зверушки. — Они как мы с тобой!
Оля села рядом, обняв её. За окном стемнело, но в квартире пахло яичницей и надеждой. Пусть завтра будет сложным — сегодня они смеялись вместе, и это становилось новым началом.