Белые плитки на потолке расплывались перед глазами, словно их размыло водой. Свет был слишком резким — будто прямо в лицо направили яркий прожектор. Рита попыталась пошевелиться, но тело не отвечало. Веки казались невероятно тяжёлыми, как шторы из свинца. Она моргнула — один, второй раз, пытаясь сфокусировать взгляд. Звуки доносились будто сквозь толщу воды: глухие, искажённые. Где-то рядом мерно пикал монитор, и этот звук почему-то успокаивал.
Сколько она так лежала? Минуты? Часы? Рита не могла сказать точно — время потеряло чёткие очертания, стало текучим, пластичным. Она балансировала между светом и темнотой, то проваливаясь в забытьё, то снова возвращаясь к сознанию. И вдруг — голос, разорвавший тишину:
— Ей становится лучше. Врач говорит — есть улучшения.
Это был Максим, её муж. Его голос звучал устало, сломленно. Рита хотела окликнуть его, но губы не подчинились. Она оставалась запертой внутри себя, безмолвным наблюдателем происходящего.
— Я больше не могу так, Аня. Каждый день приходить сюда и видеть её такой… неподвижной. Это меня убивает.
Аня? Это имя прозвучало как щелчок в памяти. Коллега Максима из архитектурного бюро. Высокая блондинка с холодными голубыми глазами, которую он иногда приводил на корпоративы.
— Я понимаю тебя, — мягко произнесла женщина. — Но ты не должен чувствовать вину. Авария… никто не ожидал.
Авария. Это слово вспыхнуло в голове, словно удар тока. Перед глазами замелькали обрывки воспоминаний: мокрая дорога, визг тормозов, фары встречной машины, скрежет металла. И затем — ничего. Темнота.
— Врачи говорят, что даже если она выйдет из комы, может остаться… другой, — голос Максима дрогнул. — Возможно, повреждение мозга. Она может не узнатьать меня, не вспомнить нашу жизнь.
— Посмотри на меня, Макс, — мягко, но уверенно сказала Аня. — Ты не можешь ждать вечно. Прошло полгода. Пора думать и о себе тоже.
Полгода. Эта мысль больно ударила Риту. Шесть месяцев. Половина жизни. Время, которое прошло без неё.
— Я знаю, — вздохнул он. — Просто кажется, что это предательство.
— Ты никого не предаёшь, — возразила Аня. — Ты просто продолжаешь жить. И это нормально. Рита бы поняла.
Нет! — закричала про себя Рита. — Не поняла бы! Как ты можешь планировать новую жизнь, когда я здесь, борюсь за каждый вздох?
Но вскоре гнев сменился горечью осознания. Полгода — действительно долгий срок. Для неё время остановилось, а для Максима оно пошло дальше. И в этом времени появилась другая.
— Я уже нашёл квартиру, — после паузы сказал он. — Недалеко от твоей. Удобно, район спокойный, хорош для…
Он не договорил, но Рита сама завершила мысль: «Для детей». Они с Максимом всегда мечтали о двоих: Артёме и Софье. А теперь он строит планы с кем-то другим.
Дверь палаты открылась, и раздался голос медсестры:
— Время посещений закончилось, простите.
— Конечно, мы уже уходим, — ответил Максим. — До завтра, Рита. Я люблю тебя.
Любит? Как можно говорить о любви и одновременно мечтать о новой семье с другой? Гнев снова вспыхнул внутри, но быстро угас. Она услышала шаги, закрывающуюся дверь — и снова осталась одна, наедине со своим немым сознанием и писком монитора.
В какой-то момент Рита снова провалилась во мрак. А проснулась уже под лучи солнца, пробивающиеся сквозь жалюзи. Утро? День? В комнате кто-то двигался, создавая привычный шорох.
— Доброе утро, Рита Андреевна! — весело проговорила медсестра. — Сегодня отличная погода, весна вступила в свои права. Под окнами сирень уже цветёт!
Медсестра хлопотала около капельницы, напевая. Рита собрала все силы, чтобы подать хоть какой-то знак. Один палец еле заметно дрогнул.
— Ох! — ахнула женщина, заметив движение. — Вы нас слышите?
Рита сосредоточилась и моргнула один раз. Да.
— Доктор! Быстро сюда! Пациентка очнулась!
Часы суеты промчались как в тумане. Врачи сновали вокруг, задавали вопросы, проверяли реакцию, светили фонариком в глаза.
— Удивительно, — сказал молодой врач с аккуратной бородкой. — После шести месяцев в коме… Такое бывает крайне редко. Начинаем реабилитацию.
Рита ловила каждое слово: травма головы, множественные переломы, внутреннее кровотечение. Её буквально собирали по частям.
— Сообщите мужу, пусть приезжает, — распорядился доктор Соколов.
Максим примчался через час. Его шаги были слышны ещё издалека. Он вбежал, растрёпанный, с красными глазами и следами бессонных ночей под веками.
— Рита… — выдохнул он, подходя к кровати. — Боже, ты пришла в себя…
Осторожно, как хрупкий сосуд, он взял её за руку. Его лицо было измученным, но в глазах сверкали слёзы радости.
— Ты меня слышишь? Ответь мне, пожалуйста…
Рита моргнула. Один раз. Да.
Его лицо озарила надежда. Слёзы покатились по щекам.
— Ритка… Я думал, что потерял тебя навсегда…
Он прижался лбом к её руке, рыдая без стеснения. Рита почувствовала, как внутри что-то смягчается. Он действительно страдал. Но это не отменяло всего того, что она услышала раньше. Его слова о другой женщине всё ещё звенели в её голове.
Когда Максим немного успокоился, он начал говорить — быстро, сбивчиво, переходя с одной мысли на другую. Говорил о том, как каждый день приходил к ней, как шептал на ухо слова веры, как молился, хотя никогда не был религиозен. О том, как врачи сначала обнадёживали, а потом только качали головами.
Рита слушала. И моргала. Один раз. Да. Она слышала. Всё.
Но ни слова о другой женщине. Ни намёка на новую квартиру или мечты о будущем с кем-то другим.
Вскоре в палату вошёл доктор Соколов, внимательно изучая записи в медицинской карте.
— Отличные новости, — сказал он, просматривая результаты. — Восстановление будет долгим, но уже сейчас есть прогресс. Рита Андреевна, вы меня слышите?
Она моргнула один раз — да.
— Хорошо. Сейчас я задам несколько вопросов. Один морг — «да», два — «нет». Вы помните, что произошло?
Рита дважды моргнула. Помнила лишь обрывки.
— Это нормально, — кивнул врач. — После травмы головного мозга амнезия — частое явление. Воспоминания могут вернуться со временем, а могут и не вернуться. Главное — ваш мозг активен, вы воспринимаете речь. Это хороший сигнал.
Обратившись к Максиму, доктор добавил:
— Не перегружайте её. Ей нужен покой. И стоит сообщить родным — у неё отличный шанс на выздоровление.
— Я уже позвонил её родителям. Они в пути, приедут из Нижнего, — ответил Максим.
Когда врач ушёл, муж снова взял её за руку.
— Всё будет хорошо, ты справишься. Мы справимся. Вместе.
«Вместе?» — подумала Рита. Но могла только лежать и слушать. Аня. Квартира. Дети, которых они планировали с ней. Он говорил об этом вчера. Она всё слышала.
— Мне нужно сделать пару звонков, — сказал Максим. — Минутку, я рядом.
Дверь осталась чуть приоткрытой. Рита напрягла слух.
— Аня? Привет… У меня новости… Да, она очнулась. Сегодня утром… Нет, пока не говорит, но врачи оптимистичны… Нет, Аня, мы уже обсуждали это. Я не могу… Не сейчас… Прошу, пойми…
С каждым словом кровь в жилах холодела. Значит, всё правда. Аня — не просто коллега, не просто поддержка. Между ними было больше, чем дружба.
Максим вернулся с напряжённой улыбкой.
— Всё, теперь весь день буду с тобой.
В его глазах читались смятение, страх, возможно — вина. Он начал говорить о погоде, о предстоящем лете, о том, как все будут рады её возвращению. Но эти слова были пустыми, будто он боялся настоящего разговора.
День тянулся медленно. Приходили врачи, делали замеры, проверяли рефлексы. Медсестры проводили процедуры. Рита чувствовала, как постепенно возвращается контроль над своим телом: сначала пальцы, потом руки, затем — ноги. К вечеру она уже смогла чуть повернуть голову. Каждое движение давалось с трудом, но становилось победой.
Максим оставался рядом, если не считать тех минут, когда выходил поговорить по телефону. Каждый раз она ловила имя Ани, их споры, его просьбы подождать. «Не сейчас», — повторял он снова и снова.
К ночи Риту сморило. Сознание ускользало, тело требовало отдыха.
— Отдыхай, — прошептал Максим, заметив, как её веки тяжелеют. — Я здесь. Буду ждать тебя утром.
Она закрыла глаза, проваливаясь в безмолвную темноту.
Утро принесло новые силы. Голова стала яснее, движения — точнее. Рита смогла свободнее двигать руками и даже прошептать первые слова.
Максим дремал в кресле, свернувшись неудобно, но не уходя от неё ни на шаг. Она долго смотрела на него — лицо, которое знала так хорошо, но теперь казалось чужим.
— Вода… — еле слышно произнесла она.
Муж резко проснулся, вскочив с места.
— Ты заговорила?! Ты действительно заговорила?!
— Вода… — повторила она немного громче.
Он поспешно налил воду, осторожно поднёс стакан к её губам. Рита сделала несколько глотков. Обычное действие, которое раньше не стоило усилий, теперь стало маленьким триумфом.
— Я позову врача! — сказал он, но Рита слабо качнула головой.
— Подожди… — хриплый голос всё ещё был далёк от привычного. — Кто… Аня?
Лицо Максима побледнело. Руки, державшие стакан, задрожали.
— Что ты сказала? Как ты узнала?
— Слышала. Вчера… И раньше тоже.
— Ты всё слышала? — не скрывая боли, спросил он. — Всё это время?
— Не всё… Только фрагменты. Но этого хватило.
Тяжёлое молчание повисло между ними. За окном щебетали птицы, где-то в коридоре звенели лотки, а внутри палаты рушился мир.
— Я не знал, что ты можешь нас услышать. Если бы знал… никогда бы не позволил себе такого, — прошептал он.
— Расскажи мне всё, — попросила Рита. — Без утайки.
Максим глубоко вдохнул.
— После аварии ты была в очень тяжёлом состоянии. Врачи не давали больших шансов. Я месяц не отходил от тебя. Потом стал иногда возвращаться домой. Аня помогала мне — с работой, с едой, с головой. Она просто была рядом, когда мне было невыносимо тяжело.
— Вы начали встречаться?
— Это случилось само собой. Я не хотел… Я не знал, что делать. Месяц за месяцем — ни изменений, ни надежды. Я чувствовал, что теряю себя.
— Но не меня, — возразила Рита. — Ты строил новую жизнь. Без меня.
— Я думал… я думал, что потерял тебя навсегда, — его голос дрогнул. — Я не знал, как жить дальше. Аня стала моей опорой.
— И теперь ты не знаешь, кого любишь больше.
Максим опустил взгляд.
— Я люблю тебя, Рита. Всегда любил. Но за эти месяцы многое изменилось. Я… я запутался.
Его честность ранила, но Рита понимала — он говорит правду. Шесть месяцев. Достаточно, чтобы всё перевернулось.
— Мне нужно время, — сказала она. — И тебе тоже.
— Я буду приходить каждый день. Помогу тебе восстановиться. Мы разберёмся со всем постепенно, — пообещал он.
Рита кивнула. Сил на разговоры не осталось. Сейчас ей важно было одно — вернуться к жизни. А уж потом решать, кто станет частью этой новой главы.
Недели превратились в марафон выздоровления. Каждый день — новая победа: первый самостоятельный глоток воды, первые шаги с ходунками, первое связное предложение. Тело, истощённое комой, медленно пробуждалось. Разум тоже возвращался — пусть не сразу, но уверенно. Только воспоминания об аварии остались размытыми, как старая фотография под дождём.
Но Рита не торопила время. Она знала: главное — не то, что было. Главное — что будет дальше.
Именно поэтому она решила начать заново. Не только с собой. Но и с Максимом. Возможно, и с новой реальностью.
Максим держал слово — приходил каждый день. То на час, то на весь день. Он помогал Рите с реабилитационными упражнениями, читал вслух книги, рассказывал новости из внешнего мира. Они говорили обо многом: о фильмах, о погоде, о детях их друзей. Но ни разу не коснулись Ани. Эта тема была неприкосновенной, невидимой стеной между ними.
Однако Рита знала: связь с другой женщиной ещё не оборвана. Порой Максим выходил в коридор, отвечая на звонки. Она не слышала слов, но видела его лицо, когда он возвращался — смесь тревоги и вины, которую он безуспешно пытался скрыть.
Однажды, когда Рита уже могла ходить с тростью и врачи начали готовить её к выписке, в палату зашла женщина. Высокая блондинка с холодным взглядом и гордо поднятой головой. Это была Аня.
Долгое мгновение они просто смотрели друг на друга. Внутри Риты всё замерло. Она тысячу раз прокручивала эту встречу в мыслях, репетировала, что скажёт. Но теперь, глядя на ту, кто занял часть жизни её мужа, она не находила слов.
— Привет, — нарушила тишину Аня. — Я… я просто хотела убедиться, что ты в порядке.
— Зачем? — спросила Рита, голос которой оставался спокойным, хотя внутри бушевало.
Аня медленно вошла в палату, осторожно закрывая за собой дверь.
— Я знаю почти всё о тебе, — сказала она тихо. — Максим часто говорил только о тебе. О том, как вы встретились в университете. Как ты любишь апельсиновый сок по утрам и терпеть не можешь будильники. Как смеёшься над глупыми сериалами и плачешь от реклам с животными…
Она немного помедлила, собираясь с силами.
— Я не собиралась никого разлучать. Просто так получилось. Он был одинок, потерян… А я…
— Влюбилась, — закончила за неё Рита.
— Да, — кивнула Аня. — И поэтому я решила уйти. Из его жизни. Из вашей жизни. Пусть это звучит пафосно, но я хочу, чтобы вы имели шанс снова быть вместе.
Рита внимательно смотрела на неё. Перед ней стояла не соперница, а человек, который тоже прошёл через свои испытания.
— Ты могла бы стать моим врагом, — произнесла она. — А вместо этого отдаешь мне мужа обратно.
— Я просто поняла, что никогда не смогу быть ею, — мягко ответила Аня. — Он любит тебя. Не так, как меня. Это было укрытие, не больше. Поэтому я ухожу.
Рита долго смотрела на закрытую дверь после того, как Аня ушла. Этот разговор неожиданно принёс облегчение. Теперь всё стало яснее. Карты лежали на столе — без тайн, без недоговорённостей.
Той же вечерней порой пришёл Максим, немного напряжённый, с букетом лилий — её любимых цветов.
— Аня сегодня была здесь, — сказала Рита, когда он уселся рядом.
Муж вздрогнул, на лице отразились удивление и тревога.
— Что? Я не знал… Что она хотела?
— Сказала, что уходит. Из твоей жизни. Из нашей жизни.
Максим опустил взгляд, вертя в руках старые часы — новая привычка, появившаяся после аварии.
— Мы действительно поговорили вчера. Я сказал, что хочу попробовать всё изменить. Вернуться к нам. К тебе.
Рита наблюдала за ним, пытаясь понять, до конца ли он уверен в своих словах.
— Это действительно то, чего ты хочешь? Навсегда?
— Да, — он поднял глаза, и в них сверкало желание быть услышанным. — Я не говорю, что будет легко. Мы изменились. Но я хочу попробовать. Если ты тоже этого хочешь.
Рита сделала глубокий вдох. Будущее было туманным, полным вопросов. Но одно она знала точно — она готова бороться за свою жизнь. И за то, что осталось от их любви.
— Хочу, — сказала она, протягивая ему руку.
Максим бережно сжал её ладонь, прикоснулся губами к коже. В этом жесте было обещание — о чистом листе, о новых началах, о надежде.
Через неделю Риту выписали. На пороге больницы она остановилась, оглядывая здание, которое стало для неё домом на долгие месяцы. Её переполняли противоречивые чувства — радость, страх, неопределённость. Внешний мир казался слишком большим и пугающим.
— Готова? — спросил Максим, поддерживая её под руку.
Она кивнула, сжимая трость. Каждый шаг давался с усилием, но врачам она верила — со временем станет легче. Возможно, даже сможет снова бегать.
Такси уже ждало. За рулём — добродушный водитель, который помог Максиму усадить её внутрь.
— Домой? — уточнил он.
Рита задумалась. «Дом». Это слово больше не вызывало прежних ассоциаций. Полгода назад она уехала отсюда. А вернулась совсем другая. И дом, возможно, стал чужим.
— Да. Домой, — наконец ответила она, прогоняя воспоминания о том, какие ночи прошли там без неё.
Путь был недолгим, но с каждым метром сердце билось быстрее. Дом стоял на месте, как будто ничего не изменилось. Но Рита знала правду — многое изменилось.
Максим помог ей подняться на крыльцо. Ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась. Внутри всё выглядело почти так же — те же обои, та же мебель, фотографии на стенах. Но мелочи выдавали перемены: чуть другое расположение книг, новая ваза, исчезнувшие вещи Максима в спальне.
— Я приготовил тебе комнату наверху, — сказал он, помогая снять пальто. — Но если хочешь, могу перенести вещи вниз — чтобы не подниматься по лестнице.
«Твою комнату», — отметила про себя Рита. Не «нашу».
— Справлюсь, — ответила она. — Мне нужны нагрузки.
Подъём дался тяжело. По лбу катился пот, ноги дрожали. Но она не позволила себе остановиться. Хотела доказать самой себе, что справится. Что она не сломана.
Спальня встретила безмолвием. Чистота. Упорядоченность. Слишком идеально. Словно никто давно не жил. Или жил, но очень осторожно, стараясь не оставить следов.
— Постельное бельё я сменил, окно проветрил, — объяснил Максим. — Если что-то нужно — я внизу.
Она кивнула, пока он уходил.
— Максим, — окликнула она. — А где ты теперь будешь спать?
Он остановился в дверях, на лице мелькнуло колебание.
— В гостевой. Подумал, что тебе нужно время. И пространство.
Это был правильный выбор. Но от этого не стало легче.
Когда дверь закрылась, Рита опустилась на кровать. И впервые за долгое время заплакала. Не от боли. От осознания — она потеряла не только шесть месяцев. Возможно, она потеряла и своё место в этом доме.
Уже затемно она проснулась. На тумбочке — поднос с едой. Суп, тосты, чай. И записка знакомым почерком:
«Не хотел будить. Если что — я в кабинете. М.»
Рита с удивлением почувствовала, как проголодалась. Суп оказался вкусным. Максим научился готовить — ещё одна маленькая перемена, к которой предстояло привыкнуть.
Позже, добравшись до ванной, она взглянула на себя в зеркало. Лицо было незнакомым — похудевшее, с тёмными кругами, волосы коротко подстрижены после операции. Она смотрела на своё отражение и шепнула:
— Придётся учиться жить заново. И с этим собой тоже.
Дни стали выстраиваться в размеренную рутину: упражнения, отдых, лекарства, редкие, но вежливые разговоры с Максимом. Он был заботлив, но держал дистанцию — как будто боялся сделать первый шаг, боялся ошибиться снова.
Ежедневную помощь оказывала медсестра Ольга — крупная, с сильными руками и мягким взглядом.
— Ты молодец, — однажды сказала она во время упражнений. — Многие на твоём месте давно бы сдались.
— У меня нет выбора, — ответила Рита. — Я должна вернуться к жизни.
— К нормальной жизни уже не вернуться, — с прямотой, которая неожиданно тронула, сказала медсестра. — После всего, что случилось, всё будет по-другому. Иногда — даже лучше.
Рита задумалась. Может быть, именно это и есть шанс. Не вернуть прошлое, а создать новое будущее — не таким, как планировали, но всё равно достойное.
Её слова были горькими, но в них крылась правда, которую Рита постепенно начинала принимать. Невозможно просто вернуться к прежней жизни, как будто ничего не случилось. Теперь предстояло строить новую — из обломков прошлого, сквозь боль и опыт, опираясь на то, что осталось.
На десятый день после выписки Рита решилась спуститься в сад. Это было её любимое место — небольшой, но уютный уголок, где росли розы и лаванда. Максим помог ей добраться до деревянной скамейки и, пожелав немного времени наедине с природой, вернулся в дом.
Стоял тёплый весенний день. Сирень, о которой говорила медсестра, действительно цвела — пышные гроздья фиолетовых соцветий наполняли воздух сладким ароматом. На кустах роз тоже появились первые бутоны. К удивлению Риты, сад был в отличном состоянии — явно за ним ухаживали.
— Я старался сохранить всё, как ты любишь, — сказал Максим, выходя во двор с двумя чашками чая. — Хотя, боюсь, я не такой искусный садовник, как ты.
Он сел рядом, передавая ей чашку. Они молчали, наблюдая, как солнце пробивается сквозь листву, играя светом и тенью.
— Странно, — нарушила молчание Рита. — Всё так знакомо, но одновременно кажется чужим.
Максим кивнул, словно понимал каждое её слово без объяснений.
— Знаешь, что самое тяжёлое? — продолжила она. — Не восстановление, не боль… А чувство, будто я очнулась в чужом мире, который внешне мой, но внутри — совсем другой.
— Ты найдёшь своё место, — мягко произнёс он. — Просто нужно время. Для нас обоих.
Рита посмотрела на него внимательно — впервые за эти дни. Заметила новые морщинки вокруг глаз, серебристую прядь на виске, появившуюся за полгода. Он тоже стал другим. Не только внешне.
— Ты… скучаешь по ней? — неожиданно для себя спросила она.
Максим не отвёл взгляда. И не стал скрывать.
— Иногда, — ответил он честно. — Я не хочу тебя ранить, но да — она была важна для меня. Помогла пережить самые тёмные дни.
— Ты любил её?
— Не так, как тебя, — он сделал паузу, подбирая слова. — То, что я чувствовал к Ане, было скорее благодарностью, поддержкой, даже страстью. Но не тем, что связывает нас. Ты — часть моего существа, Рита. Ты всегда была ею. И будешь.
В его глазах не было ни лжи, ни упрёка — только честность и боль. И в этот момент Рита почувствовала, как в груди начинает просыпаться что-то тёплое. Не прощение — ещё нет. Но первый шаг к нему.
— Я не уверена, что мы сможем вернуть всё как было, — сказала она, разглядывая свои руки. — Мы изменились. Оба.
— А может, нам и не надо возвращать прошлое? — задумчиво проговорил Максим. — Может, стоит начать новое. Совместное.
Он осторожно положил свою руку поверх её. Это был не жест заботы или помощи — это был жест желания быть рядом. Первый за всё это время.
— Я хочу попробовать, — прошептала Рита, не отнимая своей руки.
Тем же вечером Максим приготовил ужин — простой, но уютный. Они ели на террасе, глядя на закат, говорили о книжных планах, о погоде, о музыке, которая им обоим нравилась. Ни слова о боли, о прошлом, об измене. Только два человека, пытающиеся снова стать близкими.
Когда Максим помогал ей подниматься по лестнице, она вдруг остановилась на середине ступенек.
— Я подумала… — начала она неуверенно. — Может, тебе не обязательно спать в гостевой? Я имею в виду… просто быть рядом. В одной комнате. Как раньше.
Максим замер. Его лицо стало серьёзным, но в глазах мелькнула надежда.
— Ты уверена? Я не хочу торопить тебя.
— Я не о том, — покачала головой Рита. — Просто давай начнём с малого. С простого сна рядом. Без спешки.
Он кивнул, и в его взгляде промелькнула благодарность.
Той ночью они легли в одну кровать, почти не касаясь друг друга. Но уже одно осознание присутствия второго рядом принесло странное успокоение. Перед сном Рита подумала: именно с таких мелочей начинается исцеление — не только тела, но и души.
Утром она проснулась, и их руки оказались переплетёнными. Словно даже во сне они нашли дорогу друг к другу.
С приходом лета силы к Рите стали возвращаться быстрее. Она уже могла ходить без трости, хотя долго на ногах всё ещё уставала. Медленно, но верно она включалась в домашние дела, а в саду возрождала растения, которые стали для неё своего рода терапией.
Максим теперь работал из дома, чтобы быть рядом. Иногда Рита ловила его взгляд — долгий, задумчивый, с лёгкой тенью печали. Она знала: он думает о прошлом. О том, чего больше нет. О том, кем он стал.
Аня больше не появлялась. Только одна открытка — без подписи, с простым пожеланием здоровья. Но Рита поняла — это был её последний жест, прощальный шаг в сторону.
Интимная близость между ней и Максимом восстанавливалась медленно. Сначала — робкие прикосновения, потом — объятия, затем — поцелуи. Как в юности, когда всё впервый раз. Их первая ночь после аварии была особенно деликатной — робкой, но настоящей.
— Ты так красива, — шепнул он, глядя на неё в свете луны, пробивавшейся сквозь занавески.
Рита знала, что это не совсем правда. Её тело носило следы травм, шрамы, которые не исчезнут. Но в его глазах она видела не идеальную женщину из прошлого — а ту, которую он любил сейчас, настоящую, живую, выжившую.
Осенью они начали совершать короткие прогулки. Парк неподалёку стал их местом силы. Однажды, сидя на скамейке у пруда, Рита вдруг произнесла:
— Я хочу туда. К месту аварии.
Максим нахмурился.
— Зачем? Это не нужно. Это не принесёт тебе ничего хорошего.
— Мне нужно это, — твёрдо сказала она. — Чтобы завершить эту главу. Чтобы двигаться дальше.
После долгого молчания он кивнул.
На следующий день они поехали на такси — Максим всё ещё не решался сесть за руль. Место аварии оказалось таким обыденным — обычный городской перекрёсток, ничем не отличающийся от других. Никаких знаков, никаких следов трагедии. Только дорога, светофор и равнодушные прохожие.
— Здесь, — сказал Максим, сжав её руку. — Ты переходила здесь. Водитель был пьян. Не заметил красного света.
Рита закрыла глаза. Память всё ещё хранила лишь пустоту. Но страх, который раньше сжимал её изнутри, больше не вернулся.
— А если бы ты был рядом? Если бы пошёл со мной? — тихо спросила она.
— Возможно, я бы тебя спас. Или мы бы оба… — голос его дрогнул.
— Прошлое нельзя изменить, — мягко сказала Рита. — Мы можем только принять его и жить дальше.
Она оглядела перекрёсток и вдруг почувствовала покой. Не радость, не забвение — просто принятие.
— Поехали домой, — произнесла она. — У нас ещё много всего впереди.
По пути обратно Рита вспоминала слова медсестры: «Нормальной жизни уже не будет» . Возможно, это правда. Но, может быть, настоящее счастье — не в идеальности, а в способности любить, несмотря на шрамы. Жить, несмотря на потерю. Верить, несмотря на предательство.
Когда такси остановилось у дома, она посмотрела на Максима. Он всё ещё держал её за руку. И в его глазах она видела то же, что и в себе — осторожную надежду. Тихую, но живую.
— Домой, — повторила она.
И на этот раз это слово звучало как начало, а не конец.