— Думала, задержишься сегодня допоздна, — произнесла Мария, помешивая суп в кастрюле. Алексей молча снял куртку и повесил её на крючок у входа.
— Бригадир отпустил раньше, — ответил он, подходя к раковине и включая воду. — Завтра вторая смена пойдёт глубже.
Мария кивнула, закрывая кастрюлю крышкой. Ужин был готов, аромат еды наполнил кухню.
Она бросила взгляд за окно: сумерки сгущались, дождь превращался в туман, окутывая лес. В такие вечера особенно хотелось тепла и уюта.
— Ужин будет готов через десять минут, — сказала она, доставая тарелки из буфета.
Алексей вытер руки полотенцем и вышел во двор за дровами для печи.
Мария проводила его взглядом через окно.
Тридцать пять лет, мощные плечи, руки, привыкшие к тяжёлой работе. Семь лет вместе, но детей так и не было. Она перестала считать посещения врачей.
Неожиданно свет фар разрезал туман. Мария напряглась — гости здесь были редкостью, особенно в такую погоду. Машина остановилась прямо у ворот.
— Алексей! — крикнула она, но муж уже скрылся в сарае.
Фары продолжали светить в окна, но никто не выходил.
Мария накинула платок и вышла на крыльцо. Перед домом стояла старая потрёпанная «Нива» с грязными номерами.
— Здравствуйте! — позвала она, но ответа не последовало.
Она спустилась с крыльца и направилась к машине, кутаясь в платок.
Холодные капли стекали по лицу, размывая очертания мира. Стекло автомобиля медленно опустилось со скрипом.
Из темноты салона проступил силуэт.
— Вы заблудились? Может, нужна помощь? — спросила Мария, подходя ближе.
Человек молчал. Вместо ответа он протянул в окно свёрток, завёрнутый в тёплую куртку.
Что-то подтолкнуло Марию принять его. Тяжесть, тепло и тихий всхлип прорезали шорох дождя.
В её руках оказался ребёнок.
— Что происходит? — выдохнула она, инстинктивно прижимая малыша к себе. — Кто вы?
Незнакомец не ответил. Окно поднялось с тем же протяжным скрипом, и машина растворилась в тумане, оставив лишь следы на мокрой земле.
— Алексей! — позвала Мария, возвращаясь к дому. — Алексей, скорее!
Муж выбежал из сарая, сжимая в руке топор, готовый ко всему.
— Что случ… — слова застыли на его губах, когда он увидел, что держит жена.
Малыш — около года, может, чуть больше — смотрел на них испуганными глазами, полными слёз и детского любопытства.
Крохотные пальчики цеплялись за край её платка.
— Кто это? — спросил Алексей, опуская топор.
— Не знаю, — голос Марии дрожал. — Незнакомец… Просто отдал и уехал.
Они внесли малыша в дом. Печь тихо гудела, согревая комнату.
Ребёнок перестал плакать, с интересом разглядывая всё вокруг. Никаких документов, записок или даже имени — ничего.
Участковый прибыл через час, записал показания и пообещал распространить ориентировку на машину.
— Сейчас его нужно отвезти в райцентр, в детский дом временно, — сказал он, закрывая блокнот.
Мария, ни на секунду не выпуская малыша, прижала его ещё крепче.
— А если мы… — начала она, глядя на мужа.
Алексей долго молчал, его лицо оставалось непроницаемым. Затем он взглянул на ребёнка, который улыбался беззубой улыбкой, и что-то дрогнуло в его глазах.
— Это знак, — тихо произнёс он. — Он наш.
Участковый почесал затылок.
— Эх, люди… Знаешь, какая процедура? Месяцами могут бумаги проверять.
— Василий, — Алексей положил руку на плечо полицейского, — ты же знаешь, я работал с твоим отцом. А Петрович из сельсовета — он поможет?
Через неделю оформление опеки началось по ускоренной процедуре. Ни машину, ни таинственного мужчину так и не нашли.
Когда Мария купала малыша вечером, она заметила родинку на его плече — точно такая же была у неё.
Она приняла это как знак судьбы. Вселенная забрала у неё возможность стать матерью, но подарила этого ребёнка.
— Глеб, — прошептала она, впервые произнося имя, которое возникло словно само собой. — Ты будешь Глебом.
Двенадцать лет пролетели незаметно. Глеб вырос крепким и сообразительным мальчиком с непослушной чёлкой тёмных волос и привычкой подниматься до рассвета.
В свои тринадцать он ощущал себя хозяином мира, особенно леса за домом, где проводил всё свободное время.
— Опять пишешь? — Алексей стоял в дверях, наблюдая, как сын что-то быстро записывает в блокноте. — На улице солнце, а ты заперся в комнате.
Глеб не отрывался от записей: — Пап, я заканчиваю главу. Ещё десять минут.
Мария, проходя мимо с корзиной белья, остановилась рядом с мужем: — Дай ему закончить. У него это хорошо получается.
Алексей нахмурился: — Мечтатель растёт. А жизнь требует другого.
— Перестань давить на него, — Мария отвела мужа в сторону. — Посмотри его сочинения — учительница говорит, у него настоящий талант.
— Талант… — Алексей скрестил руки на груди. — Шахтёры нужны, строители нужны, а писатели… Что он этими рассказами заработает?
Этот спор был стар как мир. Алексей видел сына «настоящим мужиком», готовил его к трудной жизни. Брал с собой на охоту, учил мастерить, чинить, строить. Мария же берегла каждый исписанный листок, складывала их в папку и перечитывала.
Глеб создавал удивительные истории о других мирах — с летающими городами, говорящими животными и людьми, способными превращаться в свет. Откуда в деревенском мальчишке столько фантазии, никто не понимал.
— Глеб, заканчивай и пошли, — сдался Алексей. — Покажу тебе, как правильно читать лесные тропы.
Когда сын ушёл в свою комнату, Мария тихо сказала: — В детдоме у меня было мало книг, но я перечитывала их до дыр. Может, он в меня пошёл?
Алексей хмыкнул, но ничего не ответил.
Он любил сына суровой, молчаливой любовью, которая не нуждается в словах. Каждое воскресенье брал его с собой в мастерскую, давал настоящие инструменты, учил работать руками.
Той ночью Глеб снова говорил во сне. Мария проснулась от его бормотания и подошла к его комнате. — Лена… Лена, подожди, — звал он кого-то, беспокойно ворочаясь.
Странное имя. Они никого с таким именем не знали, но Мария уже привыкла к этим ночным призывам. Глеб звал незнакомую Лену с пятилетнего возраста, а утром никогда не помнил своих снов.
— Сынок, я положила тебе бутерброды, — Мария собирала Глеба на районную олимпиаду по литературе.
— Мам, ну что ты как маленького, — он смущённо улыбнулся, но бутерброды взял.
Мария не могла насмотреться на сына. Высокий, худощавый, с внимательными серьёзными глазами. Иногда она замечала в нём странное сходство с собой — не во внешности, а в жестах, в наклоне головы, в привычке прикусывать губу, задумавшись.
— Не забудь свитер, к вечеру будет холодно, — она машинально поправила воротник его рубашки.
— Мария, хватит, — Алексей вошёл в комнату. — Он уже не маленький.
Глеб благодарно взглянул на отца.
— У меня для тебя кое-что есть, — Алексей достал из кармана небольшой свёрток. — Возьми.
Глеб развернул бумагу и замер — внутри лежал резной карандаш из карельской берёзы в кожаном чехле. Очень красивый. — Береги его. И всегда думай головой, — Алексей положил руку на плечо сына. — Теперь ты взрослый.
В глазах Глеба мелькнуло что-то новое — осознание важности момента, ответственности, гордости. — Спасибо, папа, — он крепко обнял отца.
Мария смахнула слезу. Ей внезапно стало страшно — она поняла, что скоро сын совсем вырастет, уедет, и дом опустеет. Эта мысль сжала сердце.
Когда автобус скрылся за поворотом, увозя Глеба на олимпиаду, Алексей обнял жену за плечи.
— Хороший парень вырос, — сказал он просто.
— Да, — кивнула Мария. — Наш.
— Мам, у нас литературный вечер в пятницу, придёшь? — голос Глеба в телефонной трубке звучал взволнованно.
Два года в областном институте изменили его. Голос стал глубже, появились новые обороты, даже говор немного изменился. — Конечно, приеду, — Мария прижала трубку к уху, стараясь не пропустить ни слова. — И папу привезу, он по тебе скучает, хоть и молчит.
— Круто! — обрадовался Глеб. — Мой рассказ напечатали в сборнике. Экземпляр для вас оставил.
Повесив трубку, Мария вышла на крыльцо.
Весеннее солнце грело, но земля ещё не просохла.
Почтальон Нина махала рукой от калитки. — Мария, тебе письмо! Без обратного адреса, странное какое-то.
Конверт был потрёпанным, словно прошёл долгий путь. Внутри — пожелтевшая фотография и лист бумаги в клетку, исписанный крупным почерком. На фотографии две женщины — молодая и постарше — стояли обнявшись на фоне деревянного дома. Молодая была так похожа на Марию, что она ахнула. Те же глаза, тот же изгиб бровей, даже улыбка — её собственная.
Руки дрожали, когда она начала читать:
«Здравствуй, Мария. Ты меня не знаешь, но я — муж твоей сестры Елены. Да, у тебя есть сестра. Вернее, была. Елены не стало через полгода после того, как у тебя появился ребёнок. Автокатастрофа. Ты потерялась, когда тебе было два года. Ваши родители искали тебя, но не нашли. Не стало их, так и не узнав, что с тобой случилось. А Елена не сдавалась. Она искала тебя двадцать лет и в конце концов нашла. Узнала, где ты живёшь, кто твой муж. Но когда собиралась к тебе ехать, произошла авария. Я остался один с нашим сыном на руках. Я не смог, понимаешь? Не смог быть отцом. Струсил. Елена всегда была сильнее меня. Я привёз мальчика к тебе, потому что знал — ты поймёшь. Ты его родная тётя. В нём течёт та же кровь, что и в тебе. Прости меня. И прости Елену — она хотела приехать к тебе раньше, рассказать всю правду. Не успела. Игорь»
Мария опустилась на скамейку, прижав руки к груди. Воздуха не хватало. Дом, дорога, лес — всё закружилось перед глазами.
Глеб. Её Глеб. Сын её сестры. Сестры, о существовании которой она даже не подозревала. Алексей нашёл её там же — неподвижно сидящей с письмом в руках. Выслушав, он сел рядом и крепко обнял её за плечи. — Значит, он всё-таки твоя кровь, — произнёс он тихо. — Я всегда это чувствовал.
— Почему он просто ушёл? Почему отдал ребёнка и исчез? — голос Марии дрожал от напряжения.
— Не всем дано быть родителями, — Алексей взял фотографию в руки. — Она красивая. Как ты.
Внутри Марии бушевал вихрь эмоций: боль от утраты, которую она даже не осознавала до этого момента, гнев на человека, лишившего её возможности узнать о сестре раньше, и странное чувство облегчения.
Теперь она понимала, почему так сильно полюбила Глеба с первого взгляда. Почему между ними всегда существовала невидимая связь.
Почему он звал во сне Лену — Елену, свою настоящую мать.
Когда Мария с Алексеем тихо вошли в полутёмный актовый зал, литературный вечер уже был в самом разгаре.
Глеб стоял в луче света — высокий, уверенный, с взглядом, устремлённым куда-то далеко за головы слушателей.
Его окрепший, глубокий голос заполнял зал историей о мальчике, который ищет своё истинное имя.
Мария не могла сдержать слёз, выступивших в уголках глаз. Вот он — кровь её сестры, её племянник, её ребёнок. Всё в одном лице.
Позже они устроились в уютном кафе через дорогу. Глеб, жестикулируя, рассказывал о преподавателях, новых идеях для текстов и о предстоящей московской конференции, куда его пригласили из десятка претендентов.
— Хочу тебе кое-что передать, — Мария достала из сумки маленькую бархатную коробочку. На ладони блеснула серебряная цепочка с медальоном. — Носи её. Она принесёт удачу.
— Отличная вещь, — Глеб проверил застёжку и надел цепочку на шею. — Спасибо, это много для меня значит.
Мария всматривалась в его черты — те же, что были у женщины на пожелтевшей фотографии: то же сияние в глазах, та же непоколебимая воля. — Как же ты вырос, — прошептала она едва слышно. — В тебе течёт сильная кровь.
Глеб удивлённо поднял брови, но вопросов не задал.
— Я знаю, — ответил он просто.
Через неделю они провожали его на конференцию.
Вокзал был полон шума, объявлений и суеты. Глеб уже поднялся на ступеньку вагона, но обернулся и крепко обнял родителей.
— Скоро вернусь. С премией, — подмигнул он.
Мария стояла на перроне, пока поезд не скрылся из виду. В кармане лежало письмо — ключ к прошлому, которое она никогда не знала.
На её лице появились и слёзы, и улыбка одновременно.
Она всё сделала правильно.
Алексей подошёл и молча взял её за руку. Они медленно направились к выходу. Впереди их ждал долгий вечер, чашка горячего чая и беседы — обо всём и ни о чём.
Об их сыне, которого им подарила судьба через окно старой машины в тот дождливый осенний вечер.