— Больше не могу. Мне нужен был сын, а у нас уже третья девочка. Не так я представлял свою жизнь, — Сергей стоял у порога с потрёпанной спортивной сумкой, избегая встречаться взглядом с женой.
Ирина застыла с ложкой в руке. Каша на плите продолжала тихо булькать. Машенька ползала по деревянному полу, пытаясь поймать отблеск солнца.
— Серёжа… ну пожалуйста. О чём ты говоришь? Посмотри на них, — её голос задрожал.
Он даже не повернулся. Дверь захлопнулась, и этот звук разрезал утреннюю тишину. Машенька всхлипнула, словно что-то почувствовав. Рыжий Бублик выгнул спину и спрыгнул с подоконника. Аня, старшая дочь, замерла с тарелками в руках. Её глаза, слишком серьёзные для восьмилетней девочки, наполнились осознанием.
— Мам, а когда папа вернётся? — Лиза дёрнула Ирину за халат, ещё не понимая, что только что случилось.
Ирина провела рукой по волосам, торопливо закрученным в полотенце. Взглянула на своих трёх дочерей — своё счастье, свою отраду — и тихо произнесла: — Девочки, завтракаем. Каша остынет.
Она надеялась, что он вернётся. Через день. Через два. Прошла неделя. Соседи при встречах отводили глаза.
Надя заглядывала почти каждый вечер — то с банкой малинового варенья, то с пирогом или просто так, чтобы присмотреть за детьми, пока Ирина занималась домашними делами.
— Как у него вообще совесть есть? — Надя разливала чай по чашкам, когда девочки уже крепко спали. В её голосе звенело настоящее возмущение. — Назвался мужчиной, а сбежал от собственных детей, будто от огня.
Ирина молча смотрела в окно. Клён у забора начал желтеть — осень незаметно подбиралась ближе. — Знаешь, последний год он стал другим. Всё отворачивался, когда я возилась с Машенькой. Говорил: хватит дочек, нужен сын.
— Что теперь будет?
— Теперь мы одни, — Ирина выпрямилась.
Дни тянулись, как густой мёд.
Ночью она плакала в подушку, чтобы девочки не слышали. Днём — трудилась: стирала, готовила, пекла. Детское пособие едва покрывало необходимое.
Глаза щипало от печного дыма, мука забивалась под ногти, спина болела, но каждое утро она снова поднималась.
— А папа умер? — спросила Лиза через месяц, глядя на фотографию на комоде.
— Нет, родная. Папа просто ушёл.
— Почему?
— Потому что иногда взрослые принимают странные решения, — хотелось сказать правду — что их отец оказался слабым человеком, но слова застряли в горле. — Иди, помоги Ане с посудой.
Октябрь принёс дожди и холод в старый дом.
Сквозь щели в окнах дуло. Ирина заделывала их, а девочки помогали. Аня повзрослела, часто молчала, но всегда была рядом — подхватывала Машеньку, когда малышка капризничала, укрывала Лизу одеялом.
— Мы справимся, мам, — сказала она однажды вечером, когда они вместе чистили картошку.
— Конечно, доченька, — Ирина поцеловала её в макушку, источавшую запах дыма и яблок.
Машенька делала первые шаги, цепляясь за табуретки и старый комод.
Никто не ожидал, что малышка, путающая слоги и бормочущая по ночам, вдруг вместо привычного «ма-ма» или «па-па» произнесёт чёткое, звонкое «Аня».
Старшая дочь замерла с тарелкой в руках, а Ирина вдруг почувствовала, как внутри что-то оттаивает — и рассмеялась так, будто заново научилась этому простому чуду. — Надо замесить тесто, — она засучила рукава. — Утром испеку плюшки и отнесу в магазин. Обещали взять на продажу.
Аня молча протянула ей пакет с мукой. Черный кот Тимон терся о ноги, издавая мягкое утробное мурлыканье, словно подбадривая.
Прошел еще один год. За окном медленно падал первый снег этой зимы. Сергей не давал о себе знать — ни звонков, ни сообщений. Словно испарился.
— А может, он вернется на Новый год? — тихо спросила Лиза перед сном, прижимая к себе потрепанную игрушку-зайца.
Ирина ласково провела рукой по её волосам:
— Спи, зайчонок. У нас теперь своя жизнь, свой путь.
Она не знала, хватит ли сил. Не знала, что ждет впереди. Но одно она знала точно — её девочки никогда не должны чувствовать себя покинутыми.
Сергей так и не появился. Ни звонка, ни письма. Но они давно перестали надеяться на его возвращение.
Теперь их дом наполнился ароматом свежей выпечки и яблок, звенел от детского смеха. Три дочери выросли светлыми, сильными и жизнерадостными, с живыми блестящими глазами.
А Ирина превратилась из растерянной женщины в настоящую опору, с которой можно черпать силу.
Вечером она вышла на крыльцо. Маша и Лиза возились во дворе с новым котенком. В окне горел теплый свет. Ирина глубоко вдохнула воздух, пропитанный вечерней росой, и улыбнулась.
Кто-то ушел. Но свет внутри них остался.
И впереди — целая жизнь.
— Подъем, соня, а то опоздаешь в школу, — Ирина легонько тронула Аню за плечо. За окном таял февраль — второй без Сергея.
Аня вскочила, протирая глаза.
— А ночью был снег?
— Был. Сугробы выше колена намело.
Два года пролетели, оставив морщинки у глаз Ирины и грубые от работы руки. Она научилась быстро растапливать печь одной спичкой, штопать одежду так, что было незаметно, и верить в будущее. — Мам, у Кольки новый телефон, — Лиза вбежала на кухню, размахивая ложкой. — А мне когда купишь?
— Обязательно купим. Вот продам партию пирогов к празднику.
Ирина улыбнулась, помешивая кашу. Дочка не знала, что накануне она пекла до полуночи, чтобы хватило денег на валенки для Машеньки. Комната наполнилась запахом свежей выпечки. Тимон, как обычно, устроился на подоконнике, а Бублик гонялся за Машенькой.
— Мы сильные! — радостно воскликнула Машка, балансируя деревянным кубиком на ладошке.
Эта фраза, случайно оброненная Ириной в трудный вечер, стала их семейным заклинанием. Они повторяли её перед сном, сцепив руки.
— И не сломаемся, — кивнула Ирина, смотря на дочку с тихой гордостью.
После ухода Сергея деревня словно стала ближе.
Кто-то приносил варенье, кто-то отдавал старые вещи для девочек. Надя стала почти членом семьи — заглядывала каждый день, помогала с малышкой, пока Ирина занималась большими заказами.
— Ты уже не та испуганная женщина, какой была при муже, — сказала она однажды, наблюдая, как Ирина ловко управляет тестом. — Расцвела, как весенняя роза.
— Какая там роза, — усмехнулась Ирина. — Чертополох скорее.
Но вечером, стоя перед зеркалом, она вдруг заметила: прямая спина, уверенный взгляд. Она действительно изменилась. Пришло сообщение из школы. У Ани проблемы. Ирина, бросив все дела, помчалась.
— Подралась с мальчиком, — строго произнесла учительница. — Он сказал, что её отец сбежал, потому что они никчемные.
Ирина сжала кулаки.
— И что Аня сделала?
— Разбила ему нос.
Дома Ирина обняла дочь.
— Ты не должна драться.
— А что я должна делать? — в глазах Ани блеснули слезы. — Слушать, как все шепчутся? Как нас жалеют?
— Ты должна быть выше этого, — Ирина поправила ей волосы. — Пусть говорят. Мы знаем, кто мы.
Весна пришла внезапно — земля размякла, воздух стал влажным.
У крыльца пробились первые тюльпаны — те самые, которые когда-то сажал Сергей, насвистывая мелодию.
Ирине дважды хотелось взяться за лопату, чтобы выкопать эти цветы как напоминание о прошлом, но она не смогла. Цветы ни в чем не виноваты — их хозяин просто оказался недостойным.
Теперь в комнате, где раньше жили супруги, стоял аромат свежей выпечки. В углу, где прежде хранились его вещи, теперь разместилась старенькая швейная машинка, которую одолжила соседка Валя.
Здесь они с девочками создавали имбирные пряники — их уже заказывали даже из райцентра.
— Мам, я похожа на него? — Лиза крутилась перед треснутым зеркалом, рассматривая свой курносый нос.
Ирина замерла, держа в руках недошитую занавеску.
— Глаза твои — его, да, — осторожно ответила она. — Но внутри ты совсем другая. Ты не из тех, кто бросает своих.
Она давно перестала плакать по ночам. Не ждала его шагов на крыльце. Деньги, которые раньше уходили на его развлечения, теперь тратились на учебники и обувь для детей. Дом стал светлее.
— Если бы я была мальчиком, папа остался бы? — внезапно спросила Лиза за ужином.
Аня резко подняла голову, а Машенька продолжала сосредоточенно водить ложкой по тарелке.
— Он ушел не из-за тебя, — твердо сказала Ирина. — Он просто слабый человек. А мы — сильные.
Надя принесла письмо от Сергея. Первое за два года. Ирина долго смотрела на конверт, но так и не открыла его.
— Разве тебе не интересно, что он пишет? — удивилась подруга.
— Зачем? Мы уже другие, — ответила Ирина, кладя письмо в ящик. — Если захочет увидеть дочерей, пусть приедет и посмотрит им в глаза.
В тот вечер она достала старую фотографию — они вчетвером, до рождения младшей.
Сергей улыбался, обнимая её за плечи. Куда исчез этот человек? Ирина аккуратно вырезала себя с детьми и поместила фото в новую рамку.
— Мы справились, — прошептала она, глядя на спящих дочерей. — Без него.
— Мам, я поступила! — голос Ани дрожал от радости. — Меня приняли в педагогический!
Десять лет пролетели как один день. Машенька уже бегала во дворе с соседскими детьми, Лиза помогала печь знаменитые на всю деревню пироги, а Аня готовилась к новой жизни — в городе, в институте.
Ирина прижала к груди письмо о зачислении. Руки дрожали. Сколько ночей она не спала, работая дополнительно, чтобы дочь могла учиться?
Сколько раз отказывала себе в новой одежде, лишь бы откладывать деньги на образование детей?
— Ты это заслужила, — сказала она, обнимая дочь, чувствуя, как та повзрослела за последний год. — Ты всё делала правильно.
В саду распустились тюльпаны — яркие, гордые, выжившие без особого ухода. На веранде, построенной её руками и руками соседа Петровича, стоял новый стол, сделанный из старых досок и покрытый лаком.
Рыжий Бублик, уже старый и ворчливый, грелся на солнце, а Тимон давно ушел на небо, оставив после себя трех котят, которые теперь жили у Нади.
Дом преобразился — вместо старых обоев появились новые, светлые, с мелким цветочным узором. Деревянный пол блестел от чистоты. На стенах висели рисунки Машеньки, грамоты Ани, фотографии их маленькой семьи.
— А я нарисовала открытку, — Машенька протянула Ане лист бумаги. — «Лучшая семья на свете».
— Ты абсолютно права, — Аня крепко обняла сестру. — Так и есть.
Когда младшие уснули, Ирина с Аней сели на крыльцо. Звезды мерцали в темном небе.
— Страшно? — спросила Ирина.
— Чуть-чуть, — призналась Аня. — А вдруг не справлюсь?
— Справишься, — Ирина взяла её за руку. — Ты сильная. Мы все такие.
— Я хочу быть похожей на тебя, мама, — внезапно произнесла Аня. — Только чуть мягче.
Ирина сквозь слезы рассмеялась:
— Пожалуй, мягкость нам точно не помешает.
Деревня засыпала. В окнах домов гасли огни. Из соседнего двора доносилась тихая мелодия — там отмечали чей-то день рождения. Жизнь шла своим чередом — без Сергея, но наполненная смыслом и теплом.
— Интересно, где он сейчас? — спросила Аня об отце. Впервые за долгое время.
— Не знаю, — честно ответила Ирина. — То письмо я так и не раскрыла. Сожгла.
— Правильно сделала, — кивнула Аня. — Оно нам больше не нужно.
Утром Надя принесла свежие булочки и новость: видели Сергея в соседней деревне. Проездом. Говорят, искал что-то или кого-то.
— Что будешь делать, если придет? — спросила она, тревожно поглядывая на дорогу.
Ирина вытерла руки о фартук:
— Выслушаю. Покажу, как живем.
— А девочки?
— Это их отец, как ни крути. Пусть сами решают.
Но Сергей так и не появился. Возможно, не решился. Возможно, просто проехал мимо. Но это уже не имело значения.
Наступил день отъезда. Аня собрала небольшую сумку — только самое необходимое. Автобус должен был прийти в полдень.
Лиза помогала укладывать тетради и книги, молчаливая, сдерживая слезы.
— Ты будешь приезжать каждое воскресенье, — сказала она, заглядывая Ане в глаза. — Обещаешь?
— Обещаю, малышка, — Аня поцеловала её в макушку.
На автобусной остановке повисла тишина. Ирина старалась держаться, но глаза предательски блестели.
— Как доберешься, сразу позвони, — она поправила воротник дочкиной куртки. — И на еду не экономь, слышишь?
Аня крепко обняла мать.
Автобус увозил её в новую жизнь — с учебой, профессией, планами на будущее. Но корни остались здесь, в этой земле, в материнских руках, в звонком смехе сестер.
Ирина стояла, провожая взглядом автобус, пока он не скрылся за поворотом. Лиза прижалась к ней, обхватив за талию:
— Прорвемся, мам.
— А куда нам, родная, деваться.